|
Пусть знает каждый наперед: |
Для начала расскажу историю поисков «Серебряной горы» в нашем районе.
В 1962 году, в период проведения ХХП Съезда КПСС на имя Н. С. Хрущева поступила записка от гражданина Уварова – пенсионера, в прошлом работника торгово – заготовительной фактории на Чукотке. В записке он утверждал, что в 30–е годы, кочуя с чукчами – оленеводами в верховьях р. Анюй, видел блестящую на солнце гору, откуда аборигены приносили куски самородного серебра и делали из него пули. Лояльный к новой власти в стране, он готов подарить Родине, Съезду эту «Серебряную гору».
Проверка заявок граждан была в практике геологов. Письмо это направили к нам с рекомендациями – поставить первоочередные геолого-съемочные работы в указанном районе. Мы связались с гр. Уваровым, попросили, для уточнения площади предполагаемых поисков, подробнее описать местонахождение его «горы». В ответ получили туманные объяснения и безусловное требование: официально назначить его начальником экспедиции, выделить персональный вертолет, а гору он укажет сам.
Время шло, приближалась весна 1963 года, надо было выезжать на полевые работы в верховья Большого и Малого Анюев, а мы так и не смогли получить от нашего «первооткрывателя» уточняющих сведений. Готовясь к «полю», геологи произвели облет территории на самолетах, просмотрели имеющиеся у нас аэрофотоснимки местности – впечатляющих взор объектов, «блестящих на солнце», выявлено не было. Летом геологи занялись обычным для них делом – комплексным изучением территории, составлением геологических карт.
Верховья Анюев берут свое начало в Охотско – Чукотском вулканогенном поясе – огромной геологической структуре древних и современных вулканов, широкой полосой тянущихся от Приохотья до побережья Ледовитого океана. В пределах него уже были известны золото – серебряные месторождения, но сколько – нибудь существенных скоплений самородного серебра в них не встречалось – оруденение было тонковкрапленным, рассредоточенным. Небогатые проявления золото – серебряных руд подобного типа были обнаружены нашими полевыми партиями и в этом сезоне, но «Серебряная гора» - не встречена. Заявку восприняли как курьез, фантазию несведущего человека.. Однако гр. Уваров продолжал «сигнализировать» в ЦК КПСС о нежелании местных геологов (нас) отдать ему пальму первооткрывательства, сделать Родине подарок. Реакция на эти письма в «верхах» была спокойной – мы своевременно отправили в Мингео СССР аргументированный отчет о результатах заверки этой заявки.
Беспокойный энтузиаст – первооткрыватель «Серебряной горы» Уваров решился сделать шаг нам навстречу – по собственной инициативе появился в Билибино.
По коридорам геологического управления важно расхаживал приземистый старичок с окладистой седоватой бородой, заглядывал в кабинеты, спрашивая: «Где тут самый главный начальник?»
Принял его начальник геологического управления; собрал участников геолого-съемочных работ в этом районе, они разложили на столе точнейшие топографическое карты и начали беседу. Понимая, что за прошедшие 30 лет в памяти Уварова поистерлись детали виденного, геологи показывали на карте месторасположение его фактории, рассказывали, как выглядят эти места сейчас. Спрашивали, по каким рекам он кочевал с чукчами, называли чукотские и современные их названия, вспоминали характерные местные приметы – горы, останцы, повороты долин, пытаясь вызвать у него зрительные ассоциации – ведь они уже прошли эти места своими маршрутами. Он путался в объяснениях, не мог вспомнить того, не видел этого… Прижатый конкретными вопросами, наш «первооткрыватель» наконец сознался, что никуда он с чукчами не кочевал, жил на фактории, там и слышал от приходящих оленеводов байку о «Серебряной Горе», кусков серебра сам не видел. По своей стариковской наивности думал, что вот сядет на вертолет, пролетит по местам своей молодости, посмотрит сверху и найдет ее!
Тем временем легенда о «Серебряной горе» на Чукотке разошлась по другим местным геологическим управлениям. Ее поискам посвящали свои отпуска геологи – энтузиасты, журналисты, в том числе и такие известные писатели, как О. Куваев и А. Мифтафутдинов.
«Серебряная Гора», от которой чукчи якобы отстреливали сосульки самородного серебра для своих изделий, так и осталась красивым мифом.
Желание открыть месторождения запросто преследовало не только дилетантов. В 1956 – 57 г.г. работал у нас начальником полевой партии геолог Дискин. Характера он был неуживчивого, в коллективе геологов Сеймчанского РайГРУ пришелся не ко двору и долго в нем не задержался, уехал от нас на "материк". Через некоторое время от него на имя главного геолога управления пришло объемистое письмо, которое начиналось словами: «Улетая из поселка на рейсовом самолете, я непрерывно смотрел в иллюминатор и подметил следующие закономерности геологического строения территории, которые должны помочь вам открыть новые месторождения…» Далее следовал трактат, фактически высосанный из пальца, который заканчивался рекомендациями, где нам искать золото.
Вспоминается и такой случай. В 70-х годах вТюмени проводилась конференция геологов – рудников, на которую была приглашена и делегация из Магаданской области (и я – в их числе). Возглавлял делегацию начальник СВГУ И. Е. Драбкин. В кулуарах совещания геологи общались между собой. Израиль Ефимович встретил тогдашнего начальника Якутского геологического управления Ворону и напомнил ему: «Вы передаете в правительство для представления к награде список геологов, причастных к открытию уникального оловянного месторождения – Депутатского, Включайте в него и меня – в геофондах Индигирского геологического управления хранится датированная 30-ми годами записка, составленная мною, тогда еще молодым специалистом, о перспективности этого района».
Вообще в среде геологов старшего поколения существовала такая практика – личные свои впечатления о перспективности того и ли иного объекта оформлять в виде отдельных заявок, докладных, которые они оставляли «на всякий случай» в геофондах местных геологических организаций. В последующие годы эта практика отмерла – все сведения и заключения о перспективности изучаемых объектов помещались в геологических отчетах о проведенных исследованиях, обобщающие умозаключения излагались в геологических изданиях и научных журналах.
Жажда открытий иногда толкала геологов на опрометчивые шаги. У меня долго хранился рапорт главного геолога Горной ГРП нашего управления В. Аленкина. В одном из отчетов геологов – съемщиков он вычитал, что в серии отобранных ими проб из прокварцованных пород было установлено низкое, но устойчивое содержание золота на протяженном интервале. При перемножении массы возможной руды на это содержание получались астрономические цифры запасов металла. Дело осложнялось тем, что объект этот, Ильгунейвеем, находился в дальнем конце нашей территории и мы не спешили вовлечь его в следующую стадию поисков. В своем рапорте Аленкин призывал срочно организовать на объекте поисковые работы. Ассигнований нам на них не выделяли, и тогда он, взяв краткосрочный отпуск, упросил забросить его попутным вертолетом на объект, чтобы он смог там собственноручно отобрать более представительные пробы для убеждения вышестоящих организаций.
Забросили. Отобрал Владимир пробы, но – испортилась погода и его вывоз в Билибино вылился в проблему. У него кончились продукты и пришлось гнать пустой вертолет аварийно – спасательным рейсом. Анализ серии из большого числа проб, отобранных Аленкиным, показал общее ухудшение результатов. Так бывает всегда; в одну – две пробы геолог выбирает штуфы с максимальным проявлением полезных компонентов. Отбор группы проб для расчетов, согласно инструкции, требует включения в них всего обломочного материала из борозды определенного сечения – чтобы получить объективные средние данные содержаний металла. Месторождения не получилось.
А вот еще история из этой серии
Геологи – съемщики отобрали несколько проб пород на склоне г. Эломбал, недалеко от пос. Кэпэрвеемм – теперешнего аэропорта г. Билибино. Породы были невзрачны на вид, содержали редкую вкрапленность сульфидов железа. Анализы показали содержание в них золота – до нескольких грамм на тонну. Нас увлекло то обстоятельство, что в ручье, берущем начало с этой горы, была обнаружена промышленная россыпь металла, которую уже отрабатывали старатели. Появилась идея – найти рудный источник этой россыпи, возможно, месторождение нового для нас промышленного типа (такое золото – мышьяковистое месторождение – Майское уже разведывалось нашими соседями – Чаунскими геологами). Мы направили на объект поисковый отряд, который возглавил Е. Хайкин.
В начале лета были пройдены канавы поперек склона; в них обнажились зоны трещин, заполненных глинистым материалом с обломками кварца. Так вот они какие, новые для нас золотоносные тела! Химический анализ проб из зон показал наличие в этих глинистых породах значительного количества золота – больше, чем его среднее содержание в речнике, который перемывали старатели. Получив в середине лета эти результаты, Евгений Иосифович предложил старателям: «Вы вскрываете мне своими бульдозерами зону по простиранию, весь грунт промываете и забираете себе полученное золото в оплату за выполненную работу; я отбираю пробы со вскрытой канавами поверхности рудных тел и получаю данные для подсчета запасов металла».
Ударили по рукам. Старатели заработали, как они умели! Мыли, мыли грунт – нет золота! Разругались, бросили, договор-то был неофициальным.
Как выяснилось впоследствии, золото в породе все-таки было, но в тонкодисперсном состоянии – таков уж оказался этот тип оруденения. А добывать промывкой грунта можно только крупное, самородное золото.
А сколько у геологов было мнимых открытий!
Найти золотоносные конгломераты – древние россыпи прибрежно- морского происхождения было розовой мечтой всех геологов – золотарей. Логика подсказывала – такое возможно и на Чукотке. Площади рудоносных пород – огромны, их разрушение происходит многие миллионы лет, во все времена реки накапливали металл не только на своем ложе, но и сносили его в древние моря. Почему бы и там не образоваться промышленным россыпям?! Геологи с особой тщательностью отбирали пробы из таких конгломератов – а вдруг! Любые находки значков золота в этих породах воспринимались как первые ласточки будущего открытия.
В отчете о полевых исследованиях 1959 года А. Я. Радзивилл привел данные и сделал заключение о наличии таких золотоносных конгломератов в бассейне р. Кульпольней. Были там шлиховые ореолы золота и в долинах современных рек. По его рекомендациям на следующий год организовали на этой площади детальную геолого-поисковую партию, которую поручили возглавить мне. Мы со всей тщательностью проверили сведения предшественников и доказали, что они многое умозрительное выдавали за действительное. Открытия, к сожалению, не получилось.
Очень хотел открыть месторождение подобного типа и В. П. Фомин на юге нашей территории. Первые, сомнительные признаки наличия золота в конгломератах были помножены на его энтузиазм и настойчивость в доказательствах. В итоге в нашей сатирической газете «Кувалда» родилось месторождение ФОМВАТЕРСРАНД (от Фомина и Витватерсранд – уникального месторождения подобного типа в ЮАР)
Из сезонной партии поступила радиограмма: НАШЕЛ ТРУБКУ ВЗРЫВА КИМБЕРЛИТАМИ ПОДОБНЫМИ ЯКУТСКИМ ТЧК СРОЧНО НАПРАВЛЯЙТЕ РАБОЧИХ ОБОРУДОВАНИЕ ОРГАНИЗАЦИИ ПОИСКОВ АЛМАЗОВ= РАДЗИВИЛЛ
Зная его характер, на радиограмму в управлении отреагировали спокойно, предложили собрать дополнительные доказательства. Не найдя убедительных фактов, Анатолий Яковлевич тихо отказался от своей идеи.
Поиск месторождений всегда идет трудно.
В конце шестидесятых годов, будучи в командировке в г. Магадане, (в то время я уже занимал пост начальника геолого-поисковой экспедиции нашего РайГРУ) я познакомился с геологом соседствующей с нами экспедиции Камчатского геологического управления, В. Василенко. Он подарил мне кусок кварц – полевошпатовой породы с видимыми вкраплениями самородного золота и чернями серебра. Образец был отобран на пограничном с нами водоразделе р. Иргуней, одинаково удаленном от освоенных нами и ими районов. В его управлении находкой не заинтересовались – слишком уж далеко был объект от места базирования экспедиции. Для нас это тоже был дальний угол –400 км по прямой, вертолет брал это расстояние только с дозаправкой в пути, а на тракторах по Чукотскому бездорожью добираться туда – все 7ОО км!
Образец я распилил на две половинки, одну оставил в производственной коллекции, другую сдал на химический анализ. Результаты – потрясли! Золота в нем содержалось, в пересчете на тонну руды – 900 грамм, серебра – 2 килограмма; и это при средних содержаниях в промышленных рудах – 15 – 20 гр/ т.
К тому времени на Центральной Колыме начался бум по выявлению нового, Карамкенского типа золото – серебряных месторождений; «Иргуней» был похож на него и руководство нашего управления приняло решение: «застолбить» объект, послать туда поисковый отряд в нарушение обычной стадийности работ. Начальником отряда назначили самого фартового нашего геолога В. С. Шабалина. Погрузили его в вертолет и – к открытиям!
Виктор Степанович потом рассказывал: «Подлетаем к водоразделу, вертолетчики зовут меня в кабину – выбирай место для организации лагеря, будем садиться. А я не могу оторвать взгляда от белой полосы развалов жильных пород, тянущейся по водоразделу более чем на километр и уходящей далее под склон. -Садись на жилу – приказываю. Выскочил с молотком, хватаю первый попавшийся обломок жильной породы – есть видимое золото и черни серебра! Куда не гляну – то же самое! Мечусь по развалам, глаза сами отыскивают нужные обломки с включениями металлов – хоть сейчас грузи руду в вертолет!
Пилоты кричат: «Кончай бегать, разгружайся, у тебя целое лето впереди!» Разгрузились, спешно поставили палатки и - за работу! Первые канавы заложили на самых богатых участках. Пересекли жилу; в коренном залегании мощность ее составила 2 метра при ширине развалов обломков - до 8. Сплошной бороздой отобрали серию проб; при описании строения жилы заметили, что видимые вкрапления золота и черни серебра концентрируются лишь у ее края в 10-сантиметровой оторочке.
Ничего, не унывали ребята, анализы проб уточнят распределение металлов.
Заказали транспорт для вывоза проб. С этим вертолетом прилетели в недельную командировку и мы – руководители геолого-поисковой экспедиции. Хотелось своими глазами увидеть так красочно описанную Виктором Степановичем «мать-жилу», помочь отряду провести маршрутные полевые исследования. Все мы впервые видели самородное выделение металлов в таком количестве. Потрясенные масштабами проявления, мы, полные энтузиазма, каждый день уходили в маршруты на 10 – 12 часов – составляли геологический план участка, наносили на него развалы кварц-полевошпатовых жил.
После первых маршрутов наш пыл несколько поутих. На полузадернованном склоне обломков жильных пород было много, но видимое золото и черни серебра нигде, кроме той, первой жилы, больше не встречались.
Со временем мы поняли свое заблуждение. Зрительное восприятие окружающего мира так устроено, что человек автоматически концентрирует свое внимание на отличающихся от нормы деталях. Профессионально подготовленные, геологи уже с вертолета сосредоточились на окрашенных в белый цвет обломках жильной породы, протяженной полосой рассыпанных на фоне нейтрально- серых вмещающих жилу образований. Сойдя на землю, среди обилия белых глыб, они наметанным глазом выхватывали обломки с вкраплениями, рука избирательно поднимала только такие – вот оно, богатство и удача! Против этого заблуждения и применяется методика отбора проб из общей борозды по секциям – в пробу включается вся масса отбитой породы, чтобы исключить искусственное обогащение ее.
Анализы проб из канав подтвердили – золото концентрируется в оторочках у края жилы, его количество в пересчете на всю мощность возможного рудного тела снижается до 20 грамм на тонну руды, но это все равно было близко к промышленным значениям.
Доложили первые результаты в Магадан, запросили целевые ассигнования на следующий год. Нам выделили для этого объекта 1,5 млн. рублей на детальные поиски – сумму по тем временам, огромную. Следующей весной санно-тракторный поезд с большими трудностями в течение месяца по сплошному бездорожью и глухим местам доставил туда буровое оборудование, домики для жилья. В узком распадке среди зарослей стланика вырос небольшой поселок.
Для завоза на объект взрывчатки в Певеке был зафрахтован вертолет Ми-6 – летающий сарай. Из общей суммы выделенных нам ассигнований транспортные расходы составили более миллиона рублей.
С наступлением лета работа на объекте закипела. Основное внимание – главной жиле. В предыдущем году отряд Шабалина вскрыл ее редкими канавами по визуально наиболее богатым пересечениям. Теперь предстояло нарезать из нее «блины» – пересечь поперечными выработками через каждые 40 – 80 метров, наиболее богатый участок вскрыть продольной траншеей, чтобы точно установить контуры жилы на поверхности. Буровыми скважинами решалась эта же задача применительно к поведению жилы на глубине; ее надлежало «проткнуть» в 50 и 100 метрах от поверхности и отобрать пробы для определения характера оруденения там – нарезать блок для подсчета в нем запасов металлов. Отобранные пробы срочно вывозились в Билибино на анализ; транспорта не жалели – горели желанием поскорее получить подтверждение оптимистическим прогнозам.
К осени стало ясно – деньги потрачены впустую. Так поразившие нас широкие развалы кварц-полевошпатовой жильной породы явились результатом избирательного выветривания. Менее устойчивые вмещающие породы разрушались до мелкого щебня, а жильные породы давали на этом фоне крупноглыбовые развалы; большие группы обломков сползали по задернованным склонам, создавая иллюзию множества рудных тел. Главная жила оказалась не сплошным телом, а набором линз, которые выклинивались по простиранию и на глубину. Оруденение, действительно богатое, концентрировалось в узкой полоске вдоль одного из контактов жилы, остальная ее масса представляла практически пустую породу. Подсчитали возможные запасы металлов, получили – 5 тонн золота. Добывать такое его количество на таком удалении от обжитых мест было явно нерентабельным – объект оказался неперспективным.
Денег нам больше не выделили даже на ликвидацию поселка – это опять бы вылилось в цифру порядка полмиллиона рублей. Пришлось бросить там все – домики, буровое оборудование – как памятник нарушенной стадийности работ, желанию «сделать» месторождение на непродуманном энтузиазме. Подаренный мне Володей Василенко образец обошелся государству без малого в два миллиона рублей!
Первые находки золота на Анюе были связаны с геологической обстановкой, где главной металлоносной породой были кварцевые жилы – белые молнии, пересекавшие толщи глинистых сланцев, габбро-диабазов. Однако, по мере вовлечения в планомерное геологическое картирование и поиски новых площадей, мы выходили на геологическое структуры с иными формами золотого оруденения, которые были менее выражены визуально. Золото там содержалось в виде незначительных примесей в пропаренных и пропитанных сульфидами железа, меди, молибдена породах. Последние на задернованной поверхности отыскивались с трудом, размеры их проявления могли быть установлены лишь после анализа серий из сотен проб, отобранных из вскрытых бульдозером коренных пород в протяженных траншеях. Результаты анализов этих проб поступали из лаборатории только зимой, когда геологи уже покинули район работ, возврат и заверка полученных данных требовала дополнительных затрат и организационных усилий, поэтому многие объекты оставались недоизученными.
С подобными сложностями геологи столкнулись в Баимском золотоносном узле. Россыпи там были открыты по уже проверенной схеме: шлиховые ореолы золота в ручьях заверялись шурфами, для разведки выявленных россыпей была создана стационарная Баимская геологоразведочная партия. Коренные источники этих россыпей долго не давались геологам в руки. Мы искали, в первую очередь, кварцевые жилы; они представляли собой короткие линзы в трещинах, заполненных глинистым материалом. Б. Н. Шавкунов, первый исследователь коренного золота на Баимке, вскрыл канавами эти трещины, но пробы отобрал только из кварцевых пород. Результаты оказались спорными: пересечения с богатыми содержаниями золота и серебра чередовались с пустыми интервалами. Л. Д. Школьный, которому впоследствии поручили исследовать это рудопроявление, названное «Весеннее», отобрал пробы и из глинистого наполнения трещин. Анализы показали в среднем более устойчивые содержания металлов, но все равно на промышленные эти тела не тянули.
Тогда обратили внимание на расположенную по соседству площадь интенсивно сульфидизированных пород, обломочный чехол над которой был окрашен в цвета окислов меди – зеленый и синий. Прошли канавы, отобрали по ним пробы. Практически во всех содержались золото, медь, молибден. Буровыми скважинами устойчивое оруденение прослеживалось до глубины 700 метров!
«А если ближе посмотреть, то там не золото, а медь» - так шутили на очередном Вечере полевиков.
Нашему медно-порфировому месторождению «Песчанка» – так его назвали – суждено было потягаться в перспективности с известным в Забайкалье Удоканским месторождением меди и молибдена. Содержания основных металлов там и у нас было примерно одинаковыми, но на нашем месторождении имелись также селен, теллур и другие элементы редкоземельной группы. В этом соревновании мы пока проиграли – слишком удалена наша «Песчанка» от промышленных медеперерабатывающих центров, высокие транспортные расходы «съедят» весь доход от его разработки. Так что будет лежать в недрах это наше месторождение до лучших времен.
Кроме золота, геологи находили на Анюе и другие полезные ископаемые, Встречались в районе руды урана, ртути, сурьмы, олова, вольфрама, уголь… Несколько проявлений этих полезных ископаемых мы даже детально изучали. Но удаленность территории от промышленных коммуникаций обуславливали нерентабельность их разработки; интерес могли вызвать только крупные, уникальные объекты; нам же попадались рядовые. По результатам геолого-съемочных и поисковых работ такие проявления фиксировались в специальных каталогах – хранителях информации, до лучших времен.