За окошком ручьи бегут, |
«Заброска» сезонных партий в «поле» происходила, как правило, в апреле–мае, когда в тундре и тайге еще лежал снег.
Весеннее пробуждение природы шло у нас на глазах, грело душу, бередило ее лирические струны.
С первыми проталинами на склонах влагой набухали снежные наносы в поймах ручьев; первые водные потоки искали себе кратчайший путь по замороженной целине вдоль еще покрытых льдом старых, летних русел –мелкие ручьи и речки за зиму промерзали до дна.
В этом водно–снежном месиве можно было запросто провалиться по пояс, а уж сколько раз буксовали вездеходы, попадая в скрытые под снежным настом промоины – не счесть.
С крупными реками вечная мерзлота не справлялась. Под их руслами местами сохранялись таликовые зоны – круглогодично действующие родники. С наступлением суровой зимы морозы сковывали сверху водный поток слоем льда в 0,5 –1,0 метр, снизу, из подрусловых слоев речника поднималась граница вечной мерзлоты, сокращая сечение активного водотока. Вода под давлением периодически прорывала ледовый панцирь и разливалась по его поверхности; за зиму накапливались огромные наледи многометровой толщины, которые потом стаивали в течение всего лета – этакие ледяные нашлепки на ожившей зеленой пойме.
Ледоход на большой реке – это всегда прекрасное и жуткое зрелище. Мне удалось наблюдать его на крупном правом притоке реки Колымы в ее низовьях – Омолоне. Ширина его поймы в районе нашей базы достигала одного километра; основное русло то сужалось до 300 – 500 метров, то разбивалось на множество проток между островами, заросшими тополями, чозенией, ольхой, кустарниками черной смородины – охты; на галечных косах высились многометровые заломы – скопление снесенных рекой деревьев.
Первые вешние потоки по заснеженной пойме, протаивая снег и обходя наледи, струились уже с неделю. К середине дня вся масса льда над промерзшим руслом вдруг поднялась сплошной шубой и, раскалываясь на куски, зашевелилась. Льдины, наезжая друг на друга и дробясь, шумом своим привлекли наше внимание. Вся эта шуршащая водно-ледяная масса двинулась вниз по течению, забивая протоки, образуя заторы у лесных заломов на косах. Обстановка на реке менялась мгновенно. Мы прилетели на базу утром, до начала паводка; разгрузили вертолет на ближайшей косе в надежде неспешно перенести на себе грузы в течение дня на высокую незатопляемую террасу.
Начавшийся ледоход на дальних протоках нас поначалу не особо обеспокоил, о чем мы потом пожалели. Между тем масса льда, забив все протоки ниже по течению, огромной запрудой перегородила всю пойму реки; уровень воды начал стремительно подниматься на наших глазах. Спасать груз на резиновых лодках в этом ледяном крошеве было равносильно самоубийству. Мы уже мысленно распрощались с частью своего снаряжения, выручил прилетевший вертолет – в него срочно с полузатопленной косы мы погрузили все свое имущество и перевезли на высокое место.
Образовавшаяся ледяная плотина так же неожиданно прорвалась, вода резко пошла на убыль и через несколько минут водный поток снова вошел в свое основное русло. О неожиданном происшествии напоминали лишь разбросанные по косам многочисленные льдины – река устремилась к очередной своей запруде. Но на этом дело не кончилось; ледяные нагромождения еще не раз поднимали уровень воды в реке, заставляя нас с тревогой следить за обстановкой; терраса-то высокая, да чем черт не шутит…
Летние паводки, как правило, более коварны на малых реках. Даже небольшой дождь в начале лета освобождает воду, скопившуюся в проталинах на склонах долин, среди вечной мерзлоты; многократно увеличенный водный поток начинает бушевать в русле скромной на вид речушки, подмывая оттаявшие на солнце берега. Поэтому одно из неукоснительных правил геологов гласит: палатки необходимо ставить на заведомо незатопляемых террасах, как бы не соблазняли своим уютом ровные площадки в пойме рек.