Аборигены

«Чукотка, это ты – Чукотка,
Это ты приветливо машешь нам вслед!»

Чукчи – неприхотливый, простодушный народ. Летом они со стадами оленей кочуют по тундре. Их маршруты проходят по сытым ягельникам, в продуваемых ветрами долинах; спасаясь от комаров и гнуса, к середине лета они доходят до берегов Ледовитого океана, а к осени возвращаются к зимним квартирам – поселкам, расположенным в лесной зоне. Бригады оленеводческих совхозов разбросаны по всей Западной Чукотке. Почти ежегодно мы встречали их на своих маршрутах, размещали рядом свои временные стоянки.

На летних пастбищах чукчи довольствуются малым. Их стойбища – несколько легких разборных яранг – треног из жердей, покрытых выделанными шкурами оленей из года в год появляются на одних и тех же облюбованных местах – на возвышениях склонов, высоких продуваемых террасах. Потребность в воде у оленеводов – минимальная, поэтому к ручьям они не стремятся –там больше комарья. Питаются они в основном мясом тут же забитых оленей, чаем, иногда пекут из муки лепешки.

Чукчи очень гостеприимны. Завидев вдали бредущего путника, подвешивают в яранге над костром чайник, к приходу гостей вода в нем закипает, готовится ритуал чаепития.

-Еттик! – приветствуют хозяева гостей (ты пришел?)

-И-и-и! – отвечает путник (да!)

Из специального дорожного ящичка извлекается стопочка переложенных тряпочкой блюдец и чашек, иногда старинных – так любят и берегут они свою утварь. (Однажды нас угощали чаем из чашек, изготовленных до революции – на них стояло клеймо завода Кузнецова с Ъ на конце слова). Поплевав в каждую чашку, ее протирают упаковочной тряпочкой не первой свежести, ставят перед гостями, разливают заваренный в чайнике чай. Мы спешим достать свои походные эмалированные кружки, отшучиваемся: «Больше поместится!»

Сахар в ходу кусковой, колотый на мелкие кусочки. Основное блюдо на обед –вареное оленье мясо. Забитого и освежеванного оленя разделывают на 8-10 кусков; 1-2 таких куска засовывают в котел с многократно используемым бульоном, так, что верхняя их часть торчит выше его краев, подвешивают над костром. Бульон закипает, куски переворачиваются верхними концами вниз, при повторном закипании блюдо готово. Постоянно питаясь непроваренным мясом, они пополняют организм недостающими витаминами, покрывают недостаток растительной пищи в рационе. Едоки вооружаются короткими ножами – они висят у каждого чукчи в ножнах у пояса – и, держа куски мяса левой рукой, закусывают край, а ножом снизу от себя отрезают нужные для глотания порции. Это у них ловко получается, но со стороны кажется –вот сейчас прихватят и кончик собственного носа!

Наелись мяса, напились чаю, вытерли о кухлянку руки – трапеза закончена! (Кухлянка –длиннополая – до колен рубаха из меха оленя) Не могу сказать, какую растительную пищу – дары тундры они употребляют. Наверняка собирают и едят зеленый лук, дикие ягоды – морошку, бруснику, голубику, шикшу, которые в изобилии растут повсеместно в тундре; на наш совет собрать ягоду и приготовить из нее вино не отреагировали, хотя до спиртного падки – при случае просят если не водки, то хотя бы одеколона.

Иногда наши полевые базы устраивались вблизи их стойбищ. На правах гостеприимных соседей мы пытались разнообразить их стол – в обмен на мясо предлагали выпеченный у нас хлеб, овощные консервы – с показом методики приготовления блюд из них и дегустацией. Они на это реагировали без особого энтузиазма; у нас в гостях ели наше варево скорее из уважения к хозяевам, брать с собой отказывались.

Вот некоторые сценки наших контактов с местным населением.

Мы готовимся к выходу в маршруты, вьючим лошадей. Одна из них оторвалась от коновязи, носится вокруг, но в руки не дается. Пришедший к нам в гости оленевод снимает с плеча чаат (аркан), предлагает: «Давайте, я ее поймаю!»

-Это тебе не олень! –резко возражаем в сердцах, - Не удержишь и сам разобьешься! Не мешай, сами сладим!

Обижается, отходит в сторону, демонстративно мочится в нашу сторону, выражая презрение.

Ловить чаатом оленей они действительно мастера, учатся этому с детства. По необходимости могут поймать бегущего оленя за рога, передние или задние ноги. Геологи как-то стали подшучивать над нашим гостем: человек не олень, его не поймаешь!

-Поймаю! – загорелся оленевод. Стой, бегай, садись, ложись – что хочешь делай, только не отбегай дальше 15 метров – у меня чаат короткий.

Начинается игра. Чукча крутит свое лассо над головой, делает ложные замахи; наш парень мечется, резко останавливается, следит за действиями ловца. Тот улавливает мгновенье – бросок! И петля захлестывает парня поперек живота. Приз – бутылка спирта выиграна!

На летних пастбищах стадо оленей в 3 – 3,5 тысяч голов неспешно переходит из долины в долину, выедая весь подножий корм – ягель. Надзор за оленями ведут дежурные пастухи откуда-нибудь с возвышенного места; сидят там, от нечего делать строгают палочку… Направлять стадо нет нужды, пока есть корм, они пасутся, окончится –побредут дальше; подгонять отставших оленей нет физической возможности – один пастух на такое огромное стадо. Лайки – оленегонки помогают пастухам в основном зимой, когда стадо скученно «копытит» ягель из под снега, не разбредаясь по тундре.

Потеря поголовья оленей пастухов не очень волнует –начисление трудодней происходило осенью после контрольного просчета, оплата их вполне устраивала; в их примитивном быте деньги девать было практически некуда (недаром столько анекдотов на эту тему). Пытались оплачивать их труд живыми оленями, создавали общественное стадо из личных оленей, но эта форма тоже не прижилась. В этой обстановке грешили браконьерством и мы – геологи – полевики, оправдывая свои действия кем-то сформулированным утверждением, что отставший от стада олень считается потерянным, одичает и может увести за собой других, поэтому подлежит отстрелу. Однако чаще всего мы приходили в стадо, договаривались на обмен: за мясо выпекали им хлеб из своей муки, делились продуктами, одеждой и обувью.

Мы старались не пользоваться их доверчивостью, но в партиях собирался разный люд, иногда и вредили соседям. На маршрутах летнего кочевья в лесу устраивали чукчи свои лабазы – на трех сближенных деревьях на высоте 2,5 – 3 метра от земли оборудовался настил с выступающими краями, чтобы туда не забрался медведь. В таких лабазах хранились продукты, запасная одежда, иногда – боеприпасы. В последние годы разбогатевшие совхозы строили на узловых пунктах оленегонных маршрутов рубленные дома – подбазы, где можно было отдохнуть в тепле в непогоду, пополнить запасы. Двери таких домов подпирались колом – от медведей и - все.

На одной из таких подбаз тайно побывал один из наших рабочих. Мы заметили – он заваривает себе чай из пачки сорта, которого у нас на складе не было.

-Откуда взял?

-Чукчи угостили.

-Когда? Они давно от нас откочевали.

-Я был у них на подбазе.

При первой же встрече стали выяснять обстоятельства. Смущаясь, оленеводы объясняли:

-Он пришел, когда наш человек был на подбазе, попросил чай в обмен на сапоги. Чай ему дали. Потом мы с сопки в бинокль видели – он опять приходил. Когда возвратились на подбазу, увидели – много чая забрал, выделанную шкуру забрал, рваные худые сапоги оставил. Ушел, а дверь не подпер колом. Мы не сердимся на него. Но зачем дверь оставил открытой, медведь мог зайти, все наши запасы испортить!

Открыли мы его чемоданчик - он набит пачками с чаем, там же лежит и прихваченная «на память» шкура. Заставили за все расплатиться. Для чукчей было удивительно, как это – взять чужое! Однажды в маршруте мы потеряли примус – где-то отвязался от седла, выпал из вьюка. Потеря небольшая, их у нас было 5 штук. Чукчи нашли этот примус и несли его, догоняя нас, километров 10 в сторону от своего пути: «Вот, вы потеряли, наверное, очень нужен!»

Был и такой случай. В сезон 1957 года остались у нас излишки овса, мешков 6, еще кое –какое имущество. Вывозить его на лошадях из района было накладно и мы решили все это залабазировать под навесом – авось, чукчам пригодится – их летняя стоянка располагалась рядом. Через год случайно попадаю на свою старую базу. Все лежит нетронутым, овес во-всю едят мыши. Иду на стоянку к оленеводам:

-Это же мы для вас оставили, почему не пользовались?

-Мы смотрим, все прибрано, значит, самим нужно будет.

Кончается чукотское лето, стада возвращаются в лесную зону, поближе к базовым поселкам совхозов; зимуют они на специально подобранных местах, богатых ягельником. Оленеводы живут в своем поселке, в отстроенных коттеджах, по очереди выезжая на дежурство в стадо.

Летом Чукотские просторы для дорожного транспорта непроходимы. С наступлением морозов между поселками прокладывались «зимники» - расчищенные от снега бульдозерами трассы, по которым на автомашинах высокой проходимости завозили грузы из морского порта «Зеленый Мыс», что на Колыме, в глубинные поселки, на прииски. На трассе происходила «смычка города и деревни». Шофера рейсовых машин брали с собой водку, спирт; пастухи подгоняли стадо к дороге и меняли на водку мясо оленей, которых они тут же, у колеса машины споро, в предвкушении выпивки, забивали и разделывали. У пастухов – гульба, стадо разбредалось, совхозы – в убытке. Борьба с этим явлением велась со стороны государственных органов кавалерийскими методами: поймают шофера со свеженятиной – лишают права работы на дальних перевозках.

В чукотском же поселке собрались как-то женщины на свой сход и постановили: пьяных мужиков – не кормить! Ни своих мужей, ни – соседских! Местные мужчины готовить пищу не приучены – будут голодать при обилии мяса и – перестанут пить!

В промышленных поселках чукчи появлялись редко, при крайней нужде – все необходимое для них завозилось через фактории по специальным заявкам.

Сценка в магазине. Пришел чукча, просит продать пальто, показывает:

-Такое , короткое, с косыми карманами, вчера сосед купил себе. Продавец поясняет:

-Такие пальто, москвички называются, кончились, остались только длинные, с накладными карманами.

-Мне не такое нужно! – мнет, вертит пальто покупатель.

-Других уже нет.

Покупает, расплачивается. Выходит на улицу, достает нож и на пороге урезает до желаемой длины: «Ничего, только карманы не такие…»

Одежда чукчей в зимних условиях: на женщинах – крекер – меховой комбинезон с широким «декольте», чтобы можно было снимать без труда; на мужчинах – меховые штаны, кухлянки (длиннополые рубахи), на ногах – торбаса. При необходимости малой нужды на морозе туалет им не нужен: с собой всегда имеется полулитровая банка, которую рукой под шкурами подводят к нужному месту, затем – выливают.

Интересен обряд погребения усопших. Покойника выносят на возвышенное место, тело обкладывают камнями, руки-ноги привязывают к посоху, положенному вдоль тела, рядом помещают его вещи первой необходимости –чашку для чая, топорик… В первые дни периодически посещают место погребения; если звери начали терзать тело, значит «Бог принял его к себе на небеса», посещения прекращаются. Мы часто встречали такие захоронения, вернее, их остатки: обложенные камнями полянки с остатками утвари; у некоторых – горы оленьих рогов – следы тризны или ее имитация